— Ну вот, наконец! — обрадовался Басов, подойдя к историку. — Мы уж с ног сбились.

— Что происходит? — спросил Чигирев и опасливо покосился на Крапивина.

— Эксперименту конец, — пояснил Басов. — А мы теперь можем направиться в любой из миров, открытый Виталием Петровичем. Но вот дорога в наш собственный нам теперь заказана.

— Объясните, что произошло за эти чертовы четыре часа! — потребовал Чигирев.

— Это для тебя прошло четыре часа, — усмехнулся Басов.

И он рассказал удивленному историку о том, что случилось с ним после боя на Варварке, о том, как он встретился с Крапивиным и как Крапивин не исполнил приказ Селиванова о ликвидации историка, и о том, что Селиванов приказал уничтожить группу «Гранат», и о том, как они вместе с подполковником закрыли «окно» между двумя мирами.

— Подождите, — воскликнул Чигирев, когда Басов закончил свой рассказ, — так значит, мы теперь обладаем возможностью путешествовать по мирам?

— Совершенно верно, — сказал Алексеев. — По всем мирам, связь с которыми мне удалось установить. Дело в том, что излучение, с кото-рым мы работаем, может изменяться не только по мощности, но и по частоте. Так вот, исследуя частотный диапазон с помощью нашего аппарата, мы открыли еще десять «окон» в различные миры.

— Только вот в наш мир возвращаться не стоит, — добавил Крапивин. — Я свою контору знаю. Там хоть из-под земли достанут. Кстати, извини, что я тебя так здесь оставил. Другого выхода на тот момент, сам понимаешь, не было.

— Невозвращенцы мы теперь, — улыбнулся Басов. — Но зато и выбор мест для пмж более чем солидный.

— А куда мы можем пойти? — поинтересовался Чигирев.

— Начнем по порядку, — вступил Крапивин. — Канал номер один — тот, который ведет в мир, где мы сейчас. Ну ты здесь, по-моему, сам определился. Аккурат время Батыева нашествия. Канал второй — царствование Ивана Третьего. Новгород там, кстати, еще самостоятельная республика. Третий — начало царствования Ивана Грозного. Казань там еще не взята. Четвертый канал — это наш с тобой. Во времена Годунова он ведет. Пятый — это начало царствования Петра Первого. Но царевна Софья там еще у власти. Шестой — это конец восемнадцатого века. Как раз на поминальный молебен по Екатерине Второй попали. Седьмой — это уже век девятнадцатый. На престоле Александр Второй. В Москве только и разговоров, что о войне с Турцией. Восьмой — это начало двадцатого века. Тысяча девятьсот восьмой год, если точно. Правление Николая Второго. Девятый — тридцать пятый год. Иосиф Виссарионович у власти. Ну, и десятый, не поверишь, — семидесятый. Только что бои за Даманский закончились. Чехи на нас все еще за август шестьдесят восьмого дуются.

— Так, так, так, — Чигирев быстро растирал себе виски. — А других каналов не открыли?

— Нет, — ответил Алексеев. — Разный диапазон пробовали. Только эти.

— Интересно, — причмокнул Чигирев, — и странно. Если бы не было девятого и десятого канала, я бы вообще мог подумать, что их специально для меня делали. Вернее, под мою теорию.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Крапивин.

— Да так, личные соображения, — отмахнулся Чигирев. — А более детально вы эти миры не исследовали? Они точно соответствуют нашей истории, или есть отклонения?

— Селиванов приказал лишь собрать первичную информацию. Все силы он бросил на четвертый канал, — ответил Крапивин.

— Теория — это, конечно, хорошо, — заметил Басов, — но нам надо все же определяться с местом проживания. Где обоснуемся? Я думаю, этот мир не рассматриваем. Я бы и сейчас из него с удовольствием побыстрее убрался. Не ровен час какой-нибудь мурза со своим отрядом нагрянет. Оно, конечно, отобьемся, с автоматическим оружием-то. Но надо ли нам это?

— Согласен, — сказал Крапивин. — Надо уходить.

— У меня в годуновской Москве семья, — неожиданно сообщил Чигирев. — Да и дела у меня там есть незаконченные. Я бы туда хотел вернутся..

— Да и я бы туда вернулся, — после небольшой паузы поддержал его Крапивин. — Там мы уже начали. Надо предотвратить смуту.

— Ну что ж, четвертый так четвертый, — хмыкнул Басов. — В конце концов, я по пани Ядвиге тоже соскучился… и по Беате, и по Мажене.

— Погодите, друзья, погодите, — подал голос Алексеев. — А мне-то что в вашем семнадцатом веке делать? Я же специалист по высокочастотным радиопередающим устройствам! Я со скуки в этой вашей годуновской Москве загнусь. Мне еще исследовать и исследовать природу открытого нами явления. Но для этого нужны соответствующие условия. Да и аппарат для перехода по мирам может работать автономно не более шести часов. А потом подзарядка нужна. Где я в семнадцатом веке источник питания найду? Или вы решили навсегда остаться в Средних веках? Не раскаетесь ли?

— Успокойтесь, Виталий Петрович, — остановил его Басов. — Условия для работы я вам создам. Терять возможность для перехода по мирам действительно бы не хотелось. Смех смехом, а элементарный аспирин или антибиотик время от времени любому может понадобиться. Нет смысла загибаться от дурной средневековой болезни.

— Это в Москве Бориса Годунова вы мне условия создавать вознамерились? — не унимался Алексеев.

— В Ченстохове Сигизмунда Третьего, — поправил его Басов.

— Игорь, так ты в свою Польшу возвращаться решил? — удивился Крапивин.

— Пока я решил помочь Сергею найти семью. Там, заметь, уже месяца четыре прошло с того момента как он пропал. Мало ли что могло случится.

— Правильно, — Чигирев вскочил на ноги. — Давайте скорее возвращаться в ту Москву.

— Давайте, — безразлично пожал плечами Басов.

ГЛАВА 18

Разборки в средневековом стиле

Внешне лес за «окном» ничем не отличался от леса, в котором стояли беглецы. Те же березки с молодой листвой, та же мягкая зеленая трава, тот же льющийся с безоблачного неба мягкий солнечный свет.

— Мы же вроде из ранней весны уходили, — заметил удивленный Крапивин.

Алексеев склонился над монитором.

— Параметры введены точно. Канал четыре. Это должен быть март тысяча шестьсот второго года. В крайнем случае апрель.

— Не похоже что-то на апрель, — заметил Басов.

— Что будем делать? — спросил Чигирев.

— Идти, — спокойно ответил Басов. — Как я понимаю, если канал открыт в определенный момент времени, то в более ранние события нам уже не попасть.

— Совершенно верно, — подтвердил Алексеев.

Беглецы переглянулись и двинулись в открытое перед ними «окно». Когда они прошли через него, Алексеев закрыл проход.

— Как я понимаю, где-то здесь мы оставляли наших лошадей, — заметил Басов.

— Точно здесь, — кивнул Крапивин. — Вон овраг. А вон дуб, который я приметил. А вон у той березы, стало быть, коней привязывали.

— Дуб почти такой же, хоть это радует, — проворчал Басов.

Вчетвером они двинулись в том направлении, где должна была находится дорога на Москву. Вскоре они вышли на нее. В отдалении виднелась церковь на холме, как раз та, мимо которой Басов с Крапивиным проезжали по дороге в усадьбу Селиванова.

— Похоже, все-таки в точку вышли, — проговорил Крапивин. — Может, только на несколько месяцев сбились. Такое бывало.

— Возможно изменение воздействия в связи с перемещением исходной точки, — пробурчал Алексеев. — Хотя программу я вроде бы настроил правильно.

— Значит так, — взял на себя командование Басов, — надо идти в Москву и выяснять обстановку. Только вот Виталию Петровичу там, пожалуй, делать нечего. Одежда — полбеды. Он совершенно не готов играть человека из Средних веков. Кроме того, не хотелось бы идти туда с этими штуками, — он тряхнул автомат на плече. — Следовательно, надо разделяться. Вадим с Виталием Петровичем остаются здесь, с автоматами. Мы с Сергеем идем в город. Вадим, отдашь Сергею свою саблю. Возражений нет?

— Возражений нет, — эхом откликнулся Крапивин.

По мере того как Басов с Чигиревым приближались к Москве, им все больше становилось ясно, что попали они именно туда, куда хотели. Одежда встречных путников, придорожные строения — все указывало на то, что перед ними Русь начала семнадцатого века. Они пообедали в придорожном трактире, и там у них с удовольствием приняли предложенный Басовым к оплате флорин, благо во всех странах принимали к оплате монеты других государств, поскольку ценился не столько денежный номинал, сколько стоимость металла, из которого они были изготовлены. Чигирев явно нервничал и озирался по сторонам. На одной из окраин города он уверенно сказал: